Родители монахини Матроны, коренной тверичанки, были благочестивыми, глубоко верующими людьми: папа, Пешехонов Александр Александрович, нес послушание иподиакона у Владыки Фаддея; мама, Мария Никитична, пела всю жизнь на клиросе – сначала в Иоанно-Предтеченском храме до захвата его обновленцами, затем в Вознесенском соборе во время служения там священномученика Фаддея, после закрытия всех тверских храмов ездила в Завидовскую церковь, а когда сразу же после войны открыли Белую Троицу, то почти до самой своей кончины в 1987 г. была там бессменной певчей.
Верочка с младенчества вместе с мамой пела на клиросе кафедрального собора, детские интересы и впечатления маленькой певчей были совершенно не типичными для её сверстников – советских пионеров. Об этом свидетельствуют воспоминания монахини Матроны об архиереях г. Калинина, священниках-исповедниках, тверских блаженных и подвижниках благочестия страшного периода борьбы с «религиозными предрассудками».
Сердечно благодарим монахиню Матрону за драгоценные воспоминания, желаем доброго здравия и крепости телесной для дальнейшего служения Богу и Церкви.
Ниже приводим небольшой отрывок из её воспоминаний периода Великой Отечественной войне.
«22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война, немецкая армия вероломно напала на нашу страну. Папа сразу был взят на фронт. Мама провожала папу на войну, а я у мамы была уже под сердцем — родилась через два месяца после начала войны. Папа с мамой прощались на перроне, и они уже простились, папа пошёл в вагон, но тут же вернулся опять к маме, обнял её: «Маня, ну погоди!» У папы разрывалась душа – его любимая, хрупкая Маша остаётся с маленьким Геней, и я ещё не родилась. Мама в последний момент прощания с папой, снимает с себя кофту (она была единственной) и отдаёт её папе: «Саша, поменяй кофточку на хлеб! Не голодай!» Отец никак не мог проститься и уйти от мамы, опять обнимет маму: «Маня, подожди!» Как будто он чувствовал, что с войны не вернётся! Во время боя был ранен, лечился в госпитале. После ранения папа вернулся домой, и вскоре повторно его взяли на фронт.
Я родилась 6 сентября в 1941 году в городе Калинине (Твери). Вовсю уже шла Великая Отечественная война, немцы были недалеко от нашего города, и рождение мое совпало с этими страшными событиями — появилась я на свет в самую бомбежку в 9 часов утра. Папа был далеко, давно защищал Родину и был на фронте. Мама, не успев прийти в себя после родов, с нами, двоими детьми, бежала из города (я грудная, брат Геннадий, которому было 5 лет). Толпа людей в панике стремилась за город, и сразу около трикотажной фабрики потерялся мой брат: ему было интересно, как горит город и почему бегут люди. Геня сказал: «Мама что-то горит!» — и отстал от мамы, и замешался в толпе. Мама молилась, и была в таком ужасе, и кричала: «Где мальчик с лисой?» Почему лиса? До войны папа подарил маме красивый воротник из лисы. Жалко было оставлять папин подарок. Мама надела его на сына, да и холодно уже было. В толпе заметили необычного мальчика с лисьим воротником на плечах и закричали: «Вон там мальчик с «лисой!» Так воротник из лисы и выручил, и мама нашла потерявшегося сына.
Бежали мы из Калинина в Николаевский Малицкий монастырь к батюшке отцу Стефану, он был последний иеромонах, оставшийся служить в монастыре. Увидев батюшку Стефана, мама изъявила желание меня сразу крестить. Мамочка боялась, как бы что со мной, малюткой, ничего плохого не случилось. Отец Стефан сразу согласился и окрестил меня у себя дома. За отцом Стефаном ухаживала Анна, она стала моей крёстной. С батюшкой Стефаном мои родители были давно знакомы, часто бывали у него на службе в церкви и в гостях. Мама до войны у него иногда пела на клиросе в храме. Отец Стефан нас всех любил, а больше всех мою маму. К батюшке Стефану приходило много людей за утешением, советом, поддержкой. Люди приходили к нему очень хорошие. Так, очень любили батюшку Стефана два художника – Илья и Николай, которые впоследствии были забраны в застенки НКВД и пострадали за веру. Отец Стефан в молодости ездил на исповедь к отцу Иоанну Сергееву в Кронштадт, будущему святому Иоанну Кронштадтскому. Вспоминал, что исповедь у него была необыкновенная, все каялись и плакали. Одна женщина всё переживала, что пришла в церковь немытая, грязная. Батюшка Иоанн Кронштадтский сказал, что это не важно, а главное — сокрушение сердца и покаяние!
Анна в Николо-Малицком в храме работала псаломщицей. Батюшка Стефан служил, а Анна прислуживала во время службы. Крёстная Анна хорошо знала устав службы. Старенькая говорила: «Ноги болят!» Ей отвечали: «Хоть на стул садись, а службу, как надо, покажи!» Крёстная много читала, поэтому много знала. Имела рукописные тетради, где были записаны все репрессированные и расстрелянные жертвы власти. Тётя Анна эти тетради нам зачитывала, и мы узнавали, как страдали люди за веру в Бога. Пела крёстная нам старинные канты (старинные её стихи у меня сохранились). Отец Виктор Дикий ходил в Николо-Малицу причащать старую тётю Анну, любил её. Крёстная благословила меня Касперовской иконой Божией Матери. Я свою крёстную тётю Нюшу никогда не забывала. Когда я выросла, бегом перед работой к ней, её проведать, как поживает моя любимая крёстная. Выпрыгиваю на конечной остановке трамвая на ДСК, бегом через Николо-Малицкое кладбище — и к крёстной, обратно также…
«В период Великой Отечественной войны линия фронта проходила по деревне Николо-Малица, здесь шли ожесточенные бои за Октябрьскую железную дорогу. Немецкой бомбежкой была уничтожена большая часть архитектурного ансамбля монастыря: две церкви, колокольня, трапезная, настоятельский корпус, сильно поврежден собор. Во время боев большинство малицких домов также сгорело. Люди стали использовать для обустройства своих домов доски, рамы, двери – все, что можно было разобрать и выломать из монастырских строений. В некоторых домах до сих пор встречаются толстые монастырские доски в полу» (Полтавцева А. А. Николаевский Малицкий мужской монастырь. Возрождение. Тверь, 2017).
Фашистская армия уже подходила к Калинину, и батюшка Стефан благословил уходить подальше от линии фронта. Рано утром мама подняла нас, деток, и мы побежали из монастыря в сторону Конакова, я у мамы на руках, Геня рядом с нами.
Мороз стоял на улице -30 градусов. Замёрзшие, наконец, мы добрались до Селихова. Был приказ: с детьми немедленно уезжать, так как Селихово было окружено немецкими войсками. Мама не знала, куда бежать, в какую сторону, потому что везде был уже немец. Слышна была канонада, и люди говорили, что фашисты лютуют, деток малых топят в колодцах, и мама страшно испугалась, что меня с Геней немец может тоже бросить в колодец. Рано утром нужно бежать из села, и мама заказала санки, чтобы ей легче было бежать с нами. Мама ещё очень боялось, что её убьют, и мы останемся, маленькие, сиротками. Мама страдала и боялась, со слезами горячо молилась всю ночь, читая акафист иконе Божией Матери «Знамение». И вдруг утром тишина, никакого боя – это был день 10 декабря — празднование иконы «Знамение». Люди выходили на улицы и говорили: «Что случилась? Почему такая тишина?». Кто-то из проходящих из наших военных частей ответил: «Враг отступил». Какая была радость! И вдруг, напоследок, налетели фашистские самолёты — что началось! Страшная бомбёжка, и мы, дети, от взрывной волны полетели – Геня в одну канаву, я в другую канаву. Мама нас собирала по полю. Когда мы шли от немца, шёл снег, стоял мороз, а я, маленькая, вывернулась из одеяльца, ручки и ножки оказались голые на морозе, но не замерзла и не заболела — просто чудо! Как я жива осталось, трехмесячная девочка? Нас на ночь приютила крестьянская семья. Ночевали в какой-то избушке, народу в ней набилось очень много, мама боялась, как бы меня, малютку, не раздавили, прикрывала меня табуреткой. Потом этот случай мама со слезами рассказала Владыке Арсению, он ответил: «Велико тогда было заступничество Божией Матери!» Мама всегда говорила: «10 декабря – день нашего спасения!»
Папа, сражаясь с фашистами, в бою был ранен, лечился в госпитале. После ранения папочка вернулся домой, и вскоре повторно его взяли на войну. Долго от любимого папы не было писем, и никаких извещений о нём не получали. Мама не знала, как за него молиться: то ли за здравие, то ли за упокой. Вечером, помолившись, мама легла спать. Только начала она засыпать и как бы в тонком сне видит: в комнату входят муж Александр с бабушкой Сашей. Он идет такими громкими шагами, подходит к столу, кладет на стол буханку хлеба и говорит: «Маня, вот тебе!» Война тогда была, и голод был. Потом папа подходит к маминой кровати, и мама спрашивает: «Саша, ты жив?» Он, приподнимая волосы, показывает висок и говорит: «Вот, Маня, смотри!» — а у него там дырочка от пули, и с виска течет кровь по лицу.
Через три дня пришло извещение, что его убили. Когда мама получила похоронку, она кормила меня, маленькую. У мамы от горя ослабли руки, и я покатилась с маминых коленок на пол. «Как же мы без папы теперь жить будем?!!» Потом мамочка смирилась: «Ну, погиб, погиб Саша, ну ладно, все равно я вас, детки, люблю, буду вас растить!»
Папа, героически защищая Родину от фашистского врага, погиб под Николаевым Одесской области 21 февраля 1944 года.
Счастливый брак у моих папы с мамой был всего 9 лет…
Александра и Марии Пешехоновых, 1935 г.
Извещение
Ваш муж гвардии рядовой Пешехонов Александр Александрович уроженец гор. Калинина в бою за социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявил геройство и мужество, был убит 21 февраля 1944 года, похоронен Николаевская область, гор. Конармия с-з 3 км д. Гавриловка.
Настоящее извещение является документом для возбуждения ходатайства о пенсии (приказ НКО СССР № _).
Районный Военный Комиссар Колупаев, начальник 1-ой части Юрьев.
Папины письма с фронта
***
7-го ноября. Здравствуйте, дорогая Моя Милая Жёнка, Верочка, Генечка! Шлю я вам горячий привет, быть здоровыми, храбрыми, как ваш отец сегодня. Я уезжаю опять на фронт бить немецких гадов, уже еду третий раз и думаю окончательно раздавить до основания фашистских гадов. Милая жёнка, почему ты мне очень мало пишешь, уже пошёл 8 месяц, а от вас получил только 3 письма. Что-то вы меня забыли. Я здесь недавно приезжал на отдых, стоял полный месяц. Я вам послал уже несколько писем, а от вас нет ни одного письма. Что и как, почему — не знаю. Времени не хватает вам, Мария Никитична, написать лишнюю строку муженьку, поделиться всеми домашними обстоятельствами? Мне очень интересно знать, как ты сейчас живёшь? Дело подошло к зиме, меня очень всё интересует, чего ты приготовила на зимовку для себя и ребятишкам? Я вспомнил ведь время, когда мы с тобою рубили капусту и солили помидоры. Так ведь время: не пришлось за лето попробовать помидорчиков, и вспомнил свои домашние помидоры. Да, вообще, милая женка, очевидно, я вспоминаю вкусные обеды, а может, и нет. Да, скорее бы вернуться в свой дом родной. Как там мой сынок учится? Эх, заехать и всех повидать, всего-то не напишешь. Я писал, чтобы ты прислала мне карточку свою. Ну, пока, всего доброго, целую вас крепко. Пишите, не забывайте меня. Пешехонов.
***
8.11.1943 года. Здравствуйте, мои милые дети и жёнка! Шлю вам горячий привет из села Донино, где нахожусь. Это недалеко от Москвы, в сорока километрах. Сейчас я приехал на отдых. Был я очень далеко, видел я много хорошего и страшного, но ничего, надо ко всему привыкать. Милая жена, не забыла ли ты меня? Ходи чаще к дедушке (блаженный Димитрий Петрович) и передавай от меня низкий поклон. Ну, как там мои милые детки живы, здоровы? Как там они растут? Веруська? Как Геннадий в школу ходит? Интересно, как у него успехи? Как, жёнка, твоё здоровье? Как у тебя сейчас обстоят дела к зимнему периоду, как с домом? Наверно, опять жить придётся на кухне? Ох, меня тревожит насчёт топлива, наверно, нет дров? Пиши чаще, не забывай!
***
25.01.1944 год. Здравствуйте, мои милые жёнка и детки Геннадий и Верочка! Шлю вам горячий привет! Я жив и здоров! Нахожусь на реке Днепр, бью немца беспощадно! Милая жёнка далеко, далеко я от вас! Всю Украину мы прошли, а сейчас нахожусь на реке Днепр. Да, Маруся, я вспоминаю вас, как ты там живёшь, как мои детки. Ты вспомни, к чему нам подарил Димитрий Петрович платочек (блаженный и прозорливый, который жил в Калинине), пожалуй, так точно и выходит, конечно, догадывается. Что нового у вас? Писем я от вас совсем не получаю. Сколько я вам посылаю, а от вас ни одного нету. Ну, как там мои ученики учатся, наверно, ленятся? Как у вас сейчас, наверно, морозы? Да, вспоминаю тёплую печку! Ну, пока, до свидания! 18 января 1944 года. Пешехонов.
***
14.02.1944 года. Привет из украинского фронта, милые мои детки и жёнка! Шлю вам горячий привет! Я жив и здоров. Нахожусь я у реки Днепр. Может, сегодня, а может, завтра переходим Днепр, нахожусь в достаточных боях, бью беспощадно фашистов 76 пушкой. Мария, почему от вас писем не получаю? Неужели вы меня совсем забыли? Сколько их я вам посылал, но от тебя нет письма. Милая жёнка, не забывай меня, ходи к дедушке (блаженный Димитрий Петрович), да вспомни всё. Ну пока, крепко целую. Пешехонов.
Блаженный Димитрий Петрович был весьма почитаем семьей Пешехоновых. Перед уходом на фронт Александр посетил старца, чтобы попросить молитв, тот в ответ подарил ему красный платочек — предсказание о грядущей гибели.
В письмах также постоянно говорится о том, что не приходят ответные послания. На самом деле, Мария Никитична писала очень часто, чуть ли ни каждый день, но полевая почта не успевала находить бойцов, чьи части постоянно меняли свое местоположение…
Записала воспоминания Ольга Владычня