Шесть лет назад переселился в вечные обители замечательный человек – раб Божий Евгений, Карасенко Евгений Антонович, внучатый племянник и крестник преподобноисповедника Сергия (Сребрянского). Познакомились мы с ним в середине 90-х годов, когда в очередной раз поехали в село Владычня Лихославльского района на могилку к отцу Митрофану – архимандриту Сергию (Сребрянскому), духовнику сестер Марфо-Мариинской обители и самой Великой княгини Елизаветы Феодоровны. Возле кладбища нас встретил уже немолодой человек, внешность и манеры которого указывали на благородное происхождение. Поприветствовав нас, паломников, он стал рассказывать про отца Митрофана, про матушку Ольгу, про Фросю и Зинаиду Александровну Бренер – монахинь Любовь и Надежду, возле места упокоения которых мы стояли. Одно его замечание запомнилось особенно: «Дедушка Митроша по своей природе был очень вспыльчивый человеком, но никто об этом не знал – настолько он умел себя сдерживать». Так началась наша многолетняя дружба с этим замечательным человеком. Он очень полюбил наш монастырь, иногда подолгу гостил на Орше, мы просили Евгения Антоновича рассказать о его святых сродниках, о тех тяжелых и уже неведомых многим временах, когда за нательный крестик можно было оказаться под арестом, а он охотно делился с нами своими воспоминаниями. С особым трепетом и благоговением он относился к монашескому чину. Впрочем, как и все представители этой удивительной семьи Сребрянских-Исполатовских-Пясковских, ставшие нам за эти десятилетия совсем родными.
Предлагаем записи Ольги Юрьевны Владычня о её любимом дядюшке-крестном.
***
Владычня. Лето 2009 года. В церкви нашего батюшки Митрофана — св. Сергия Сребрянского.
Как пишет о себе дорогой наш дядя Женя: «Родился я 5 ноября 1930 года в Москве, в Замоскворечье, на улице Малая Ордынка дом 9, квартире № 14. Крестили меня в церкви Николы в Пыжах напротив нашего дома через улицу. Церковь построена в 1650 году. Из всех окон нашей квартиры мы любовались на древнюю красоту, и образ нашей церкви неотделим от воспоминаний о доме, где я родился».
Мне всегда казалось, что Поленов рисовал эту картину в нашем дворе.
Каждое лето родители дяди Жени уезжали на отдых в любимую всеми Владычню.
Из воспоминаний Евгения Антоновича: «Летнее время с детства (и до сего дня), как правило, я с родительской семьёй проводил на родине жены отца Митрофана и, следовательно, моих родственников, то есть в селе Владычня Лихославльского района Тверской области.
Там я научился любить и ценить нашу несравненную русскую природу. В начале лета на станции Крючково высаживались из поезда с горой вещей с дедушкой и бабушкой. Снимали обувь и босиком то на телеге с вещами, то пешком добирались до любимой Владычни. Как невообразимо великолепно в пути среди благоуханных полей с жаворонками, всякими птичками, насекомыми и музыкальными звуками бежать босиком по тёплой пыльной дороге, весело!
И поглядывать на то возникающий, то пропадающий крест нашей Владыченской Покровской церкви, действительно, путеводительный маяк нашей жизни.
Хотя детство для впечатлительного мальчика в деревне до войны – целая сага, никакими словесными классиками не воспетая!
В этой же части села приблизительно в 60 метрах от дома бабы Липы в маленькой избушке жил после каторги и ссылок отец Митрофан. В 1933 году после второй батюшкиной ссылки сестра матушки Ольги Вера Владимировна Рождественская купила для Сребрянских дом во Владычне в центре села. Батюшка Митрофан поменялся в Липовку с крестьянином Хорём. Домик хоть намного меньше, но рядом церковь и все родные в своих домах. Батюшка с супругой Ольгой Владимировной и Марией Петровной примерно с 1934-35 годов и жили здесь до последнего своего часа, и похоронены тут же на Владыченском кладбище, тут же почиют и мой дед, и бабушка. Мария Петровна была человек необыкновенно скромный. Обе они — матушка Ольга и Мария Петровна — сопровождали отца Митрофана на каторгу. Ольга Владимировна была родной сестрой прабабушки Олимпиады Владимировны. Любил ходить к дедушке Митроше (наше подрастающее поколение называли отца Митрофана и матушку Ольгу – дедушка Митроша и бабушка Оля). Но его огород – никогда не забуду идеальный на нём порядок: грядки ровные, между грядками ни одной травинки, для красоты кой-где посажены подсолнухи. Я был в детстве тощий и шустрый бегал в одних трусах и босиком от зари до зари и был весь загорелый как негр, за что дедушка Митроша называл меня «голодающий индеец». До войны все лета были очень жаркие.
Я очень любил, когда меня дедушка Митроша приглашал попить чаю или пообедать. И когда мы прибегали к любимому дедушке Митрофану детской стайкой – я, Валерий, Бетя и Лена (моя сестра, родилась в 1936 году).
Батюшка был увлекательным, умелым рассказчиком. Отлично просто знал всю русскую историю. Он знал хорошо биографии русских царей, их даты жизни точно приводил: рождения и смерти каждого царя — императора, императрицы, кто что сделал….
У отца Митрофана в домике перед праздником нешумная суета, уютно-симпатичная, тихая, под ласковой улыбкой порой грустных глаз батюшки. Отец Митрофан и домочадцы что-то делают, бегают туда-сюда. Казалось бы, бегать-то негде, треть избы занимает русская печь, а единственная жилая комната всего около 20 метров в квадрате. Но вечером всё готово к вечерне или всенощной, и горят лампады в святом уголке, где всё уютнейшим образом завешено милыми большими и малыми иконами. В центре образ Спасителя нашего Иисуса Христа в терновом венце. У Спасителя прямой взгляд на зрителя мягкий, Божественный…»
Отец Митрофан Сребрянский пишет из Владычни жене родного племянника Ольге Леонидовне Карасенко (выдержки из письма): «1945 г. Дек. 8-е.
Дорогая Оличка!
… Для Жени (Карасенко) посылаем полушубок, который мы сшили перед войной для т. Оли, он ей теперь вовсе не нужен, поэтому мы предлагаем его в подарок Жене, получиться очень теплый и хороший пусть носит на здоровье. Вот и не надо бы шить шубу Жене теперь, а лучше бы года через три, он вырастет тогда бы и сшить ему хорошую шубу, впрочем, вам виднее.
Милый Женя! Сердечно благодарим тебя за письмо, радует, что ты хорошо учишься, а тройки удалые со временем ты уничтожишь. Рады будем видеть тебя. Помнишь ли ты основы жизни: вера, молитва, святые рассуждения, воздержание, покаяние, любовь? Помни и исполняй, будь счастливый. Радуюсь, что и Леночка (Карасенко, его сестра) хорошо учиться, хотя отметок её не знаем».
Мне кажется, что подчеркнутое в письме батюшкой Митрофаном – это и есть его пастырское благословение Евгению.
Евгений Антонович окончил Московской художественное училище. Рисовал он неплохо, очень хорошо занимался фотографией. В 1950-70-е гг. объездил множество монастырей, тогда, к сожалению, почти все они были закрыты. Поступил в Московский геологический институт, но на третьем курсе бросил. Работал главным редактором в ПУЛЬСАРе. В 1970-е гг. Евгения Антоновича пригласил к себе в старосты протоиерей Валериан Кречетов, но мой дядюшка был не хозяйственник. И после у него жизнь сложилась очень скромно. Он работал сторожем в Донском монастыре, в церкви Воскресения в Сокольниках, в конце 90-х гг. в Сретенском монастыре у наместника отца Тихона (Шевкунова). Евгений Антонович ревностно любил Бога. Его девизом были слова из Евангелия: «…ибо так надлежит нам исполнить всякую правду» (Мф. 3:15). Дядя Женя был очень скромен в одежде, в еде, любил черный хлеб. За три года до кончины стал читать полное молитвенное правило, дух стал мирный, всех встречал с любящей улыбкой.
В воскресенье 13 июля 2014 года мы с сыном Антоном привезли дядю Женю во Владычню. Он был какой-то нерадостный. В дорогу я напекла пирожков с печенью, их раньше дядя Женя очень любил, но съел он один пирожок и скорее из-за уважения ко мне. Антон забежал в супермаркет, купил мороженое. От мороженного дядя Женя не отказался и тоже только из-за любви к Антону. Приехали в деревню, дядюшка в ней немного оживился. Ему нравились общения за столом с племянниками и внучатыми племянниками. Дядюшка Женя расспрашивал молодежь об их планах на жизнь и, конечно, рассказывал о былом: о старой Москве, о своем дедушке и бабушке — Леониде Николаевиче и Валентине Ивановне Пясковских, о своей маме — Ольге Леонидовне, немного и о батюшке Митрофане Сребрянском с матушкой Ольгой Владимировной, и о сестрах милосердия – о монахинях Любови и Надежде (Евфросинии Никитичне Журило и Зинаиде Александровне Бренер). Он с такой любовью их вспоминал. Если говорил о тете Фросе (монахине Любови), то все он приговаривал с таким утверждением – какая она была необыкновенно добрая. Если кто-то из молодежи приезжал на обед позже, дядя Женя всегда составлял им компанию и только для того, чтобы побеседовать.
В это лето к родным на кладбище дядя Женя один не ходил, был слаб ходить на такое расстояние. Мы его на машине возили к любимым могилкам. Глазки его стали хуже видеть, мешала катаракта.
— Давай, дядя Женя, осенью ляжем на операцию, уберём катаракту!
– Да, не знаю, Олечка…
— А когда тебя обратно в Москву везти? А, может, зиму у меня в Твери?
– Как получится.
Раньше дядя Женя заранее договаривался с Антоном, когда ему нужно быть в Москве.
7 сентября дядя Женя себя чувствовал очень плохо, была у него сильнейшая одышка, он еле дошёл до машины, чтобы со всеми поехать в лихославльскую церковь на воскресную службу.
В церкви я дяде Жене говорю: «Обязательно причастись». — «Да я не готов, не читал канонов, не постился». Слава Богу, пошёл к отцу Николаю, он его благословил причаститься. В аптеке купили ему лекарство, оно помогло, к вечеру одышка прекратилась. Спустился дядя Женя с крыльца и сел в саду на лавочку. Со слов Анечки, внучатой племянницы: «Дядя Женя всё смотрел на небо и говорил: «А там какое небо?»»
В воскресенье вечером уезжала я с Антоном в Тверь, прощаюсь с дядей Женей, и он так тихо, с улыбкой, смиренно говорит: «Оля, прости, меня». – «Дядя Женечка, Бог простит, меня прости». Немного я удивилась, как кротко он со мной простился, простился дядюшка мой родной навсегда. Больше дядю Женю живым я не увидела…
В понедельник 8 сентября дядя Женя сходил один на кладбище, как сказала Ирочка, был там долго. Вторник прошёл обычно. Дядя Женя всё лето занимался духовными размышлениями над молитвой Господней, и во вторник он просидел, думая о молитве «Отче наш». Ирочка рассказывала, что дядя Женя очень устал думать, и ей было его, старенького, жалко, что он так долго кропотливо трудится.
Утром 10 сентября Ирочка услышала, что дядя Женя как-то странно себя ведет: не встаёт и не говорит. Подбежала к нему, а он пытался встать с кровати, но не смог, парализовало одну сторону. Вызвала скорую помощь, и дядю Женечку положили в сосудистый центр в Областной больнице. Звонил мне Николай Николаевич Михайловский, спрашивал: «Как самочувствие Евгения и сколько ему лет». – «Про самочувствие сложно сказать, а лет ему 83». – «83?! Ну, совсем Женька еще мальчишка, поправится обязательно!»
11.09.2014 года в 00.50 умер наш любимый дядя Женя в ОКБ в Твери от инсульта. С вечера, со слов доктора, восстановилась речь, и он вспоминал родных. 12 сентября покойного дядю Женю привезли во Владычню — и сразу в церковь. Дядя Женечка всю ночь простоял в церкви своего двоюродного дедушки батюшки Митрофана Сребрянского. Отпевал его отец Валентин Бонилья из села Вырец. Отпев начался в 15.40 и вместе с погребением закончился через два часа. День был пасмурный, но, когда отпели нашего дядю, выглянуло солнышко. Погода во время крестного хода перед погребением была солнечной и тёплой. После погребения над кладбищем стояла радуга и, когда мы возвратились домой, грянул красивый раскат грома, совсем нестрашный, а после поминок на небе заметили две радуги. После похорон на душе у меня была радость пасхальная.
Да воскреснет Бог и расточаться врази Его!