Накануне Дня Святой Троицы для сестер, недавно поступивших в монастырь, и старших воспитанниц была подготовлена катехизическая беседа о Боге, троичном в Лицах. Занятие подготовила монахиня Александра (Кашаева), преподаватель Курсов базовой подготовки в области богословия для монашествующих женских монастырей Тверской и Кашинской епархии. Эта беседа послужила догматическим предисловием к следующей лекции — по основам иконографии (преподаватель – монахиня Амвросия (Яковлева)). Основная тема этого занятия: история развития иконографии Троицы Ветхозаветной и богословское осмысление иконы Троицы преподобного Андрея Рублева. Ниже приводим краткое изложение обоих занятий.
***
О Боге, троичном в Лицах
Завтра мы празднуем один из самых торжественных праздников годового круга – Пятидесятницу, или как принято называть его на Руси – праздник Пресвятой Троицы.
Уместно будет и нам накануне этого дня вспомнить догматическое основание троического богословия. По определению святого Афанасия Александрийского, христианская вера — это вера в «неизменяемую, совершенную и блаженную Троицу». Именно эта вера в Троицу отличает христиан от представителей других монотеистических религий.
Догмат о Троице — один из самых непостижимых для человека, так как он фиксирует нашим человеческим языком реальность, объяснить которую мы не можем в силу ограниченности нашего ума в частности и непостижимости Божественной природы вообще. Известный русский богослов первой половины XX века В.Н. Лосский именует Троический догмат крестом для человеческой мысли.
Говоря об истории троичного догмата нужно отдавать себе отчет в том, что в IV веке Церковь не придумала какое-то новое учение, а прояснила и дала точное словесное выражение тому, что являлось предметом веры христиан с первого столетия.
Бог един по Существу, но Троичен в Лицах, — вот краткое содержание этого догмата. Но осмысление этой истины верующими в историческом контексте происходило постепенно.
Святитель Григорий Богослов пишет: «Ветхий Завет ясно проповедовал Отца, а не с такой ясностью Сына; Новый открыл Сына и дал указание о Божестве Духа; ныне пребывает с нами Дух, даруя нам яснейшее о Нем познание. Небезопасно было прежде, нежели исповедано Божество Отца, ясно проповедовать Сына, и прежде, нежели признан Сын (выражусь несколько смело), обременять нас проповедью о Духе Святом, и подвергать опасности утратить последние силы, как бывало с людьми, которые обременены пищей, принятой не в меру, или слабое еще зрение устремлять на солнечный свет. Надлежало же, чтобы Троичный свет озарял просветляемых постепенными прибавлениями, поступлениями от славы в славу». Поясняя это, М. Н. Скабалланович, указывает на ослабленную грехом способность к восприятию духовных истин и говорит о том, что сначала человек приучается «взирать на единое Божество, и в едином Божестве уразумевают единую только силу Отца… Затем… открывается чрез Евангелие и Единородный Сын. После сего предлагается нам совершенная пища для нашего естества – Дух Святый».
Действительно, в Ветхом Завете есть указание на множественность Лиц Божества, мы встречаем в нем упоминание и о Сыне Божием, и о Святом Духе, однако возможность ясного представления о Троичности Бога явилась нам только после новозаветных событий. Именно Боговоплощение явило миру Троичность Божества. Таким образом, «Трие суть свидетельствующии на Небеси, Отец, Слово и Святый Дух. И Сии Три Едино суть» (1Ин. 5:7).
В становлении догматического учения о Троице важное значение имели христологические споры, особенно раскрытие Богочеловеческой природы Второго Лица Троицы — Иисуса Христа. Церкви пришлось отстаивать полноту человеческой природы Спасителя в борьбе с гностицизмом, докетизмом, монархианством, утверждать Его Божество, противодействуя арианам (I Вселенский собор), позднее — формулировать образ соединения природ во Христе (IV Вселенский собор).
Представление о единосущии Лиц Святой Троицы доказывалось последовательно и на II Вселенском соборе, где была низложена ересь Македония, отрицавшего Божественную природу Духа Святого. Отцы II Вселенского собора дополнили Никейский Символ веры о Святом Духе: «И в Духа Святаго, Господа Животворящего (то есть сообщающего жизнь как истинный Бог), Иже от Отца исходящего (Дух имеет бытие от Отца), Иже со Отцем и Сыном споклоняема и сславима (Дух Святой равночестен Отцу и Сыну), глаголавшего пророки».
Итак, православная Церковь исповедует Бога Троицу как единого по существу, но троичного в лицах. Что это значит?
В догматическом учении о Святой Троице выделяется три основных положения:
- Бог троичен, и троичность состоит в том, что в Боге Три Лица (Ипостаси): Отец, Сын, Святой Дух.
- Каждое Лицо Пресвятой Троицы есть Бог, но Они суть не три Бога, а один Бог.
- Все Три Лица отличаются личными, или ипостасными, свойствами.
Отцы-каппадокийцы, чтобы, по выражению В. Н. Лосского, подвести умы к тайне Троичности, разработали терминологию, сформулировав значение понятий «усия» и «ипостась», или, что привычнее нашему восприятию — Лицо и сущность (или природа).
По учению свв. отцов, Божественная природа — сущность, усия, является общей для всех трех Лиц Троицы.
Бог Отец — Бог, Бог Сын — Бог, Бог Дух Святой — Бог, каждое Лицо Троицы обладает во всей полноте Божественной природой, эта природа у каждого Лица та же (не подобная или схожая, но тождественная), то есть все Лица Троицы единосущны и все свойства этой Божественной природы трех Лиц тождественны: могущество, неизменяемость, вечность, всеведение, вездеприсутствие и т.д.
Носителями же этой общей для Трех Лиц Божественной природы являются Три Лица, причем эта природа не разделена между Тремя Лицами (Ипостасями), она общая для всех Трех.
Святая Троица нераздельна. Эти три Ипостаси не разъединены, а находятся в теснейшем соединении, по слову прп. Иоанна Дамаскина, «одна в другой» (для сравнения: общая нам всем человеческая природа разделена, разорвана; носителями каждой такой обособленной природы являются личности, которые никак не связаны между собой и, в большинстве своем, даже и незнакомы). Значит ли это, что все Три Лица Троицы Бог Отец, Бог Сын и Бог Дух не только равночестны, но и неразличимы? Нет. Лица (Ипостаси) отличаются друг от друга личностными (ипостасными) свойствами. Какие же это свойства?
Свв. отцы обозначают их таким образом:
ипостасное свойство Отца — нерожденность,
ипостасное свойство Сына — рожденность от Отца,
ипостасное свойство Бога Духа — исхождение от Отца.
Эти свойства неизменяемы, непреложны, они не могут переходить или передаваться от одного Лица другому Лицу. Ипостаси, по учению каппадокийцев, есть «способ бытия» Божественной природы.
Троица именуется единосущной и единоначальной. О единосущии сказано выше, а единоначалие, по учению свв. отцов обусловлено тем, что начало единства в Троице — Бог Отец. «Отец есть начало и причина Сына и Духа, но природа Отца, Сына и Духа одна и та же, и Божество едино», — пишет свт. Василий Великий. Святитель Григорий Палама выражает эту мысль более пространно: «Отец — Единственная Причина, и Корень, и Источник в Сыне и Святом Духе созерцаемого Божества… (Он) больший Сына и Духа лишь как Причина (Их), в остальном же всем Он с Ними равночестен». Отец, таким образом, является причиной бытия двух других Лиц Троицы, и может сложиться впечатление, что Он больше Сына и Святого Духа.
Но эта причинность бытия Сына и Духа не означает неравенства Лиц Троицы, так как Сын и Святой Дух обладают всем, что присуще по природе Отцу, кроме нерожденности, но оно есть свойство не природы, а Ипостаси. Таким образом, Бог Отец — «источник всякого Божества в Троице, изводит Сына и Святого Духа, сообщая Им Свою природу, которая остается единой и нераздельной, самой себе в Трех Лицах тождественной» (В. Н. Лосский).
Важность троичного догмата обусловлена тем, что он является как бы краеугольным камнем для других важных догматов веры, прежде всего, догмата нашего Искупления. Без признания в Боге Трех Лиц невозможно представление о Боге Искупителе или о Боге Освятителе. Но этот догмат важен не только как основание всего христианского учения. Исповедание и вера в Святую Троицу необходима для спасения. Выдающийся богослов русского Зарубежья В. Н. Лосский писал: «Для Православной Церкви Пресвятая Троица — непоколебимое основание всякой религиозной мысли, всякого благочестия, всякой духовной жизни, всякого духовного опыта. Именно Ее ищем мы, когда ищем Бога, когда ищем полноту бытия, смысл и значение своего существования».
Догмат о Троице как отражение закономерностей сокровенной внутритроичной жизни невозможно выразить с абсолютной точностью силами нашего разума, нашего языка и наших понятий, но он постижим в опыте духовной жизни, о чем свидетельствуют нам писания святых Григория Богослова, Максима Исповедника, Симеона Нового Богослова.
Обожение, как совершенное соединение человека с Богом в той мере, в которой оно возможно для тварного существа, позволяет познать тайну Святой Троицы, увидеть Бога «как Он есть» (1 Ин. 3:2), и это познание возможно только через причастие к Божественной жизни Пресвятой Троицы, которому предшествует длительный подвиг всей христианской жизни, о чем свидетельствуют нам примеры и писания святых отцов.
***
Иконы Пресвятой Троицы
Как в богословии Троичный догмат явился мерилом исповедания Православия, так и в иконописи зрительное изображение неизобразимого по существу, но в образах и символах умопостигаемого, раскрывало ту неизмеримую глубину кристально ясного учения Церкви о Боге.
Познать тайну Пресвятой и Троицы и Превечного Совета невозможно, как невозможно вычерпать ложечкой море, но, стоя перед морем, можно созерцать его неизмеримость и величие. Сама полнота разумения Святой Троицы дана и открыта в Сионской горнице сошествием Святого Духа, просвещающего всяческая, и лишь в свете Пятидесятницы могла возникнуть икона Святой Троицы.
История развития иконографии Троицы Ветхозаветной
В христианском искусстве с древних времен существовало стремление отразить тайну Пресвятой Троицы. Довольно рано в иконографии появляется сюжет «Гостеприимство Авраама» или «Явление Трех Ангелов Аврааму». Иконография изображений Святой Троицы в данном случае основана на ветхозаветном библейском сюжете: «И явился ему Господь у дубравы Мамвре, когда он сидел при входе в шатер свой, во время зноя дневного. Он возвел очи свои и взглянул, и вот, три мужа стоят против него» (Быт. 18:1-2).
фрески храма Успения Богородицы в монастыре в Грачанице, 1320 г.
Этот сюжет имел множество символических толкований. Мы находим его в живописи катакомб, например, на Виа Латина (IVв.), где сюжет представлен в формуле «встречи». Трапеза отсутствует, следовательно, еще не развилась евхаристическая символика.
После Второго Вселенского собора, утвердившего догмат о Святой Троице, изображение «Явления трех ангелов Аврааму» (иначе «Гостеприимство Авраама») встречается довольно часто. В мозаике базилики Санта-Мария Маджоре в Риме (V в.) три сидящие в ряд фигуры имеют перед собой треугольные хлебцы. В ранних изображениях «Гостеприимства Авраама» у гостей праотца крылья чаще всего отсутствовали. Для ранних памятников характерна композиция с равновеликим изображением ангелов во фронтальном развороте, так называемая изокефалия (изокефалия — художественный приём в изобразительном искусстве, состоящий в расположении на одном уровне голов разных по величине и позам фигур), которая используется в рельефах и живописи, как утверждение равенства ипостасей во Святой Троице при их неслиянности (иногда это равенство подчеркивается одинакового цвета одеждами ангелов и их атрибутами).
В более позднее время изокефалия вытесняется пирамидальным расположением ангелов, что символизировало иерархическую идею.
В период иконоборчества избегали сюжетных изображений Святой Троицы, заменяя их символическими. Самое известное из них — композиция «Престол уготованный» из церкви Успения в Никее (VII в.). Престол обозначает Царство Бога Отца. На нем изображена книга — символ Слова Божьего, Второго Лица Святой Троицы — Бога Сына. На Книгу опускается голубь — символ Святаго Духа — Третьей Ипостаси.
Три версии изображения перечисляются Прокопием Газским в его комментариях на Книгу Бытия (нач. VI в.): «Что касается трех мужей (явившихся Аврааму), то одни утверждают, что это были три ангела; другие, что Один из трех – Бог, а остальные Его ангелы; а еще другие, что здесь говорится о прообразе Пресвятой и Единосущной Троицы».
Толкование «Гостеприимство Авраама» в гимнографии четко разделяется на две эпохи. Первое связано с именами преп. Андрея Критского и преп. Иоанна Дамаскина.
В Великом каноне преп. Андрея говорится: «У дуба мамврийского учредив патриарх ангелы, наследствова по старости обетование ловитвы».
Вторая эпоха приходится на вторую половину IX века, то есть на время свт. Фотия и усиленного восстановления иконопочитания. Она связана с именами трех гимнографов – Климента Студита, прп. Иосифа Песнописца и Митрофана Смирнского. У прп. Иосифа песнописца в каноне Недели праотцев говорится: «Видел еси, якоже есть мощно человеку видети, Троицу, и Тую угостил еси, яко друг присный, преблаженне Аврааме: тем же мзду приял еси странного гощения, еже быти тебе бесчисленных языков отцу верою». В тропаре 1 песни канона Митрофана Смирнского «Ко Святой Живоначальной Троице» воскресной полунощницы 8 гласа мы читаем: «священнотаинник Авраам быв, священнообразно древле, Творца всех и Бога и Господа, Триех убо Ипостасях прият радуяся, и Триех Ипостасей державу единственную позна».
Все эти песнопения относятся к послеиконоборческому периоду. Все тексты особо настаивают на троичном истолковании филоксении (гостеприимства). Сама Троица здесь представляется доступным собеседником уже не только для одного Авраама, но также и для всех молящихся, которые читают или слушают эти слова во время богослужения.
Попробуем теперь указать вероятное направление этого развития: в силу того, что самым главным больше не считается взаимоотношение между Авраамом и его гостями (как это было, например, в мозаиках храма Санта-Мария Маджоре в Риме), но важнее всего теперь непосредственное взаимоотношение между верующим и Тремя Таинственными Лицами, являющими Само Божество, то эти Лица, вероятно, займут большее место и заметно возрастут, тогда как Аврааму суждено будет умалиться.
Надпись «Святая Троица» впервые встречается в лицевой Псалтири из Студийского монастыря 1066 года. В монументальной живописи эта надпись появляется не раньше второй половины XII века, в основном же на греческих иконах бывает надпись: «Гостеприимство Авраама». Византийская Церковь фактически не пользовалась иконографией Трех Ангелов без Авраама и Сарры. И действительно, долгое время был известен только один памятник (причем непосредственно рублевской эпохи), где точно обозначено имя каждой Ипостаси, — так называемая «Зырянская Троица» второй половины — конца XIV в., связываемая с просветительской деятельностью преподобного Стефана Пермского среди пермяков-«зырян». На иконе около каждого Ангела имеются надписи на зырянском языке: у левого (от зрителя) — Py (Сын), у среднего — Aï (Отец), у правого — Puiltos (Святой Дух). Причем у всех Ангелов кресчатые нимбы. Иконописец как бы проговорился о давно существующей традиции восприятия. Существует еще несколько памятников с подписанием ипостасей.
Со второй половины XIV века появляются сразу несколько оригинальных вариантов иконографии Троицы. Самый ранний из них представлен на миниатюре из рукописи Теологических сочинения Иоанна VI Кантакузина, созданных в 1370-1375 гг. (Парижская национальная библиотека).
Византийский император Иоанн на этой миниатюре изображен дважды – в императорских одеждах и в монашеском облачении (он добровольно отказался от престола и принял монашество в 1354 году), а между двумя фигурами вверху располагается изображение Троицы в достаточно необычной и краткой иконографии. Фигуры Авраама и Сарры и другие детали, восходящие к библейскому рассказу, здесь отсутствуют – есть только Три Ангела за горизонтальным, вытянутым в длину столом. Головы Их при этом оказываются на одном уровне, что сближает изображение с изокефальным вариантом иконографии. Однако при этом Ангелы восседают не на общей скамье, а на отдельных сиденьях, благодаря чему представление об их равенстве и единстве передается не столь прямолинейно.
В контексте разговора о рублевской «Троице» для нас важны не только иконографические особенности этой миниатюры, но и ее идейная программа. Известно, что Иоанн VI был последователем, а на определенном этапе и защитником учения свт. Григория Паламы о сообщаемости человеку нетварных божественных энергий и возможности достижения через их посредство реального обожения, то есть всей доступной полноты богопознания и богообщения. Наглядным выражением сути этого учения была традиционная для православного монашества практика непрерывной безмолвной молитвы, которая очищала человека и подготавливала его и встрече с Богом еще при жизни. Вопреки существовавшей традиции, император на миниатюре изображен не перед Христом Небесным Царем, освящающим власть земного владыки, и не перед Богоматерью или кем-нибудь из святых, которым он мог прибегать с молитвой о заступничестве. Над Иоанном помещен тот образ Бога, который в глазах верующих был меньше всего связан с их конкретной земной жизнью. Он должен был служить символическим напоминанием о полученном ими таинственном откровении, позволявшем вплотную приблизиться к общению с Богом и постижении Его путей. Выдающийся византийский аскет и подвижник XIII столетия прп. Григорий Синаит определял это состояние так: «Когда Духом они сведутся в единство, ставши одновидными, тогда непосредственно и существенно опознают вещи Божественные и человеческие такими, каковы они по природе, отчетливо прозревают в них смысл, и, насколько возможно, чисто созерцают единственную причину всего – Троицу». Именно широкое распространение аскетических и мистических идей и стало, скорее всего, новым стимулом для развития троичной иконографии. В этот период при митрополите Киприане в русском богослужебном чине происходят существенные преобразования, обязанные своим происхождением тринитарной традиции афонского исихазма. Так, в эпиклезис вошел тропарь третьего часа, который был призван акцентировать особую роль Святого Духа, равно как и участие всей Святой Троицы в таинстве освящения Св. Даров. Главенство Святого Духа в Таинстве Евхаристии подчеркивают слова священнического благословения в начале анафоры: «Благодать Господа нашего Иисуса Христа и любы Бога и Отца и причастие Святаго Духа буди со всеми вами». В богословском сочинении свт. Филарета (Дроздова) «Рассуждение о времени преложения Св. Даров» (1847 г.) прямо указано, что «призывается Дух Святый как совершитель пресуществления». Эти литургические нововведения митрополита Киприана во многом предопределили все дальнейшее развитие иконографии Святой Троицы, неразрывно сопряженной с евхаристическим таинством.
В иконе из Ватопеда можно увидеть одну из первых попыток передать художественными средствами представления о единстве трех ипостасей, не доступном для ума, но открытом духовному зрению подвижников. Тот факт, что она создавалась для монастыря, причем монастыря афонского, то есть должна была находиться в том самом месте, откуда распространялась практика непрерывной безмолвной молитвы, не оставляет сомнений, что эти усилия были сознательными. Ближайшая русская аналогия с этой иконы также была создана для монашеской обители – речь идет об иконе «Троица», обнаруженной в церкви прпп. Зосимы и Савватия Троице-Сергиевого монастыря. Эта икона представляет собой следующий этап развития иконографии, отличаясь от иконы из Ватопеда, более отчетливо выражена круговым построением композиции (за счет сокращения горизонталий стола) и более «прозрачным» и уплощенным фоном. При этом позы и жесты ангелов, рисунок и даже цвета их одежд имеют заметное сходство с иконой Рублева.
Последним в ряду предшествующих рублевской «Троице» изображений, наиболее близким ей по иконографии, является клеймо иконы «Архангел Михаил с деяниями» — храмового образа Архангельского собора Московского Кремля, который был исполнен, как полагают исследователи, около 1399 года по благословению митрополита Киприана, когда стоявшую на месте нынешнего собора церковь первой половины 14 века расписал «Феофан иконник Гречин со ученики».
Среди этих учеников мог быть, между прочим, и Андрей Рублев. Существует даже предположение, что икона «Архангел Михаил» одно из ранних произведений художника, а клеймо с изображением Троицы – своеобразная точка отсчета для той уникальной иконографии, которая сделала его впоследствии самым известным русским иконописцем.
Икона Троицы преподобного Андрея Рублева
Из всех возможных вариантов иконографии Рублев выбирает тот, который меньше всего связан с библейским повествованием и позволяет сосредоточиться на символическом смысле сюжета. Но он не просто отказывается от фигур Авраама, Сарры и слуги, закалывающего тельца, как это уже делали некоторые из его предшественников, а строит композицию таким образом, что само их присутствие на иконе совершенно исключено.
Еще одна особенность композиции, позволяющая максимально сосредоточиться именно на ангельских фигурах, — резкий перепад масштаба между центральным изображением и деталями второго плана необычный для больших местных икон, которые были, как правило, заметно вытянуты в высоту. Формой, наиболее наглядно выражающей представление о единстве трех ипостасей Святой Троицы, становится круг – это форму Рублев также заимствует у своих предшественников, но при этом придает ей идеальную завершенность и безупречность (на более ранних иконах персонажи выстраиваются, скорее, по разомкнутом эллипсу). Многозначность и символическую глубину формы круга отмечали почти все исследователи, однако важно подчеркнуть, что в рублевской иконе эта форма не превращается в декорацию, а свободно и непринужденно «врастает» в живописную композицию, определяя ее развитие вплоть до самых мелких деталей – жестов, поворотов, направление складок одежд и так далее. Эти детали в совокупности и задают тот ритм непрерывного кругового движения, который не позволяет взгляду задержаться ни на одной из трех ангельских фигур. Непрерывность и размеренность этого движения уравнивает ангельские фигуры ничуть не менее наглядно, чем изокефалия, или полное единение поз и жестов. Это, однако, не мешает Рублеву дополнительно подчеркнуть их равенство сходством облачений и атрибутов за одним единственным исключением — перекрестие нимба среднего Ангела. Этот момент был открыт лишь при более современных исследованиях реставраторов. Золото фона совсем утрачено и более чем спорный вопрос об изображении крестного простертия был установлен. На иконах, воспроизводящий рублевский образец, есть эти линии, как и монограмма Христа.
Ангелы «Троицы» при прочтении композиции слева направо являют нам символические образы Отца, Сына и Святаго Духа – в соответствии с евангельской формулой, последовательность которой воспроизведена в Символе веры. Смысловым центром композиции является стоящая на престоле чаша с головой тельца – прообраз Крестной жертвы и напоминание о евхаристических Святых Дарах. Левый и средний Ангелы благословляют Чашу, причем благословляющая рука среднего оказывается прямо над ней – так, как будто один передает чашу, а другой ее принимает, наклоном головы выражает свое согласие исполнить спасительный предвечный замысел. Кроме того, средний Ангел сам оказывается внутри условного изображения чаши, образованного силуэтами боковых. Безмолвный диалог жестов завершается в опущенной правой руке правого Ангела. Ее не вполне традиционное положение может восприниматься как символический намек на сошествие Святаго Духа на апостолов – заключительный этап откровения в мир Единосущного и Триипостасного Бога. Этот жест, вероятно, имел и более конкретный литургический смысл, напоминая о схождении Святого Духа на евхаристический хлеб и вино для их пресуществления в Плоть и Кровь Христову после особой молитвы эпиклезы (призывание). О том, что чаша с головой тельца уподоблена чаше со Святыми Дарами, а престол, на котором она стоит, — храмовому Престолу, свидетельствует и четырехугольное отверстие в передней стенке трапезы (подобные отверстия обычно оставлялись в мраморных престолах для вкладывания мощей). Наконец, участие третьего Ангела в общей евхаристической трапезе могло быть подчеркнуто в том случае, если пальцами опущенной правой руки он касался треугольного евхаристического хлебца, лежащего на престоле. Все три Ангела имеют в руках жезлы в ознаменование их божественной власти.
Большое значение имеет символика цвета. Мы не можем судить о первоначальном колорите иконы, поскольку при множественных поновлениях и реставрационных вмешательствах многое было утрачено или стерто почти до левкаса. Но основное представление можно вынести и сейчас. Символика одежд, повторяемая и впоследствии во многих иконах, служит для характеристики ипостасей Святой Троицы. Прежде всего это относится к центральному Ангелу, облаченному в одеяния, в которых Церковь всегда символически изображала Спасителя. Это пурпурный хитон, знаменующий человеческую природу, воплощение, царственное достоинство и мученичество. На плече виден клав, как знак принадлежности к императорскому двору. Синий гиматий как символ нетварной, небесной природы Спасителя, цвет чистоты и непорочности. У остальных двух Ангелов хитоны синего цвета — образ Божественной, небесной природы. У Ангела слева — гиматий светло-лилового цвета, что свидетельствует о Божественной непостижимости и царственном достоинстве. У Ангела, находящегося справа, гиматий светло-зеленый. Это образ неиссякаемого, извечного животворения всего сущего.
О предвечном Божественном замысле и о его осуществлении в человеческой истории рассказывают и символические атрибуты Трех Ипостасей – дом, дерево и гора. Дом — символ Домостроительства Творца мира. Дерево — символ древа крестного и древа райского, древа жизни. Гора — символ духовного восхождения.
Икона Пресвятой Троицы преподобного Андрея Рублева по содержанию есть Божественная жизнь в бесконечной жертвенной любви и взаимной покорности. Предмет безмолвной беседы Трех Ангелов – Предвечный Божий совет о спасении мира и человека, на котором прежде бытия мира Сын Божий нарекается Ангелом Великого Совета, становится Агнцем, вземлющим грехи мира, закланным от сложения мира и по исполнении времен благословившим таинственную Чашу Евхаристии, через которую всех с верою и любовию приступающих к ней творит Своими сынами и дщерями, сонаследниками Своего Царствия и славы, соучастниками благодатной жизни.
Икона преподобного Андрея Рублева в наглядном виде явила всем результат развития Троичного образа в истории. Это отражение происходящих в мире движений, последовательно раскрывающих учение о Пресвятой Троицы. Празднование Дня Святой Троицы в Неделю Пятидесятницы является русской богослужебной практикой. В своей статье, изданной в 1919 году, под названием «Троице-Сергиева Лавра и Россия», священник Павел Флоренский высказывается о происхождении литургического празднования Троичного Дня так: «…величайший литургический сдвиг… связывается с именем преподобного Сергия. Я говорю о Троичном Дне как литургическом творчестве именно русской культуры, даже определеннее, творчестве преподобного Сергия. Напомним, что Византия не знала этого праздника, как не знала она, в сущности, ни Троичных храмов, ни Троичных икон. Праздник Пятидесятницы был праздником исторического, а не открыто онтологического значения».
С XIV века этот день становится Днем Святой Троицы. Впервые он появляется в обители преподобного Сергия как праздник Троицкого собора, а потом распространяется по всему лицу земли Русской.
Прп. Андрей Рублев по благословению прп. Никона Радонежского написал в похвалу прп. Сергию икону Пресвятой Троицы как храмовый образ. «Преподобный Андрей был гениальным исполнителем великого замысла великого аввы, дабы взиранием на тайну и тишину горнего мира побеждалась ненавистная рознь мира сего».
***
В иконостасе Вознесенского Оршина монастыря (мастерская иконописной школы при МДА) в местном ряду справа от храмовой иконы Вознесения находится икона Святой Троицы – точный список с иконы прп. Андрея Рублева.
***
Приидите людие, триипостасному Божеству поклонимся, Сыну во Отце, со Святым Духом: Отец бо безлетно роди Сына соприсносущна и сопрестольна, и Дух Святый бе во Отце с Сыном прославляемь: едина сила, едино существо, едино Божество. Емуже покланяющеся вси глаголем: Святый Боже, вся содеявый Сыном, содейством Святаго Духа. Святый Крепкий, Имже Отца познахом, и Дух Святый прииде в мир: Святый Безсмертный, утешительный Душе, от Отца исходяй, и в Сыне почиваяй: Троице Святая, слава Тебе (Пятидесятница, великая вечерня, стихира на «Слава, и ныне» на «Господи, воззвах»).