Сегодня в день столетия монахини Ефремы (Синяевой) мы предлагаем для прочтения первую часть её воспоминаний, в которой говорится о самых ранних годах её детства. Воспоминания были записаны и обработаны недавно почившей Ольгой Юрьевной Владычня (Станюлис) (†10 декабря 2020). В дальнейшем планируется подготовить к публикации и остальные записи рассказов монахини Ефремы о жизни Церкви в XX столетии.
«Благословлю Господа на всякое время…»
Воспоминания монахини Ефремы (Синяевой),
насельницы Вознесенского Оршина монастыря
(к 100-летию со дня рождения)
Часть 1
Детство
Родилась я 23 июня 1921 году в семье диакона Антония и матушки Анны Даниловых в Царском Селе, но тогда оно называлось уже не Царское, а Детское. Когда я начала возрастать, то никакого разговора не было ни о Царе, ни о его семье. В Царском Селе меня крестили. Ангелиной меня назвала моя мама — у неё подруга в училище была Ангелина, дочка священника.
Мои родители
1923 год. Детское Село. Анна Александровна с Ангелиной (Ангелина в камлотовом пальто)
После 1926 года. Лодейное Поле.
Папа диакон Антоний со мной и с любимым котом Васькой. Кота так мы любили, что взяли с собой в фотоателье. Все говорили, что я на папу похожа
Папа, Антоний Матвеевич, родился 30 января 1882 года в Гатчине в семье железнодорожника. Мама его умерла, когда папе был один год, а в 13 лет папа остался круглым сиротой. Папа с юности ходил в церковь, прислуживал в алтаре, пел на клиросе, работал псаломщиком и долго не женился. Окончил Гатчинское городское училище. Работал конторщиком на железной дороге Северо-Западного управления в Петрограде. Прихожане сироту жалели и поддерживали его дух, нашли ему невесту — мою будущую мать.
Мама моя, Анна Александровна Цветкова, родилась на Казанскую Божию Матерь 4 ноября в 1894 году, родом была из деревни Слободка Вашкинского уезда Вологодской губернии. Её маму, мою бабушку, звали Елизавета, а папу её, моего дедушку, Александр. Служил он псаломщиком в церкви у своего брата протоиерея Василия Цветкова.
Моя мама училась в Духовном училище в Царском Селе, оно было под покровительством императрицы Александры Фёдоровны. Воспитание девушек в духовном училище было хорошее, были классные дамы. Мама духовное училище окончила в 1912 году, на выпуск подарили альбом с фотографиями всех выпускниц. По окончании мама служила учительницей младших классов.
После революции мама уже не могла учительствовать. Из школы приходила со слезами, потому что все дети стали непослушные. Папа велел маме уходить с работы, она сразу же послушалась. Мама больше нигде не служила, только в церкви.
Папа, отец Антоний, в Царском Селе служил диаконом, в какой церкви не знаю, я была ещё маленькая. В Царском Селе жили недолго, примерно около года, и папу перевели в Кузьмино — это 3 километра от Царского Села по Пулковской дороге.
В Пулкове находится знаменитая обсерватория. Мы переехали в Кузьмино в двухэтажный каменный казённый дом на первый этаж. Квартира сырая, приходилось ютиться в одной комнатушке, её отапливали, а остальные комнаты до лета закрывались. У нас в Кузьмине было две козы Зойка и Ритка. Зойка беленькая, Ритка серенькая. Меня вырастили на козьем молоке. Козами ведал папа, он их кормил, чистил, привязывал на пастбище. Козочки слушались и любили папу. Пойдут папа с мамой коз доить. Мама доит коз только в присутствие папы, он обязательно рядом стоит. Стоило папе сделать один шаг, и коза за ним двигается. Такая у коз была привязанность к хозяину.
Я была «сырой», болезненный ребёнок, постоянно то кашляла, то из носа текло. Папа приносил мне всё время лекарства: сладенькие капли от простуды «Датского короля» или «Парегорик» — то и другое от кашля. Я с удовольствием их пила. Потом этих капель не стало.
Самое детство я провела в Кузьмине. Там прожили пять лет, в нём у меня прошло раннее детство. В церковь мама меня водила, я была ещё совсем маленькая. Помню немножко, как в церкви стояла, какие бабушки были.
У меня и фотография есть, как я в весеннем зелёном камлотовом пальтишке и новой шапочке. Камлот так называлась ткань, из который мне сшили пальто.
Мама сама шила, из всякого порой «спорка» и из чего-нибудь старенького, ничего не выбрасывали, потому что жили мы очень скромно. У нас была швейная машинка, она и шила. А я была в детстве, наверное, хорошенькая. Звала себя я «Нися». Встречаем знакомую, она спрашивают: «Ангелочек, как ты себя чувствуешь? Нисенька, как ты живёшь? Здравствуй!» Отвечаю: «Богу слява (слава), только каселек (кашель)!»
Дома мама готовит обед, а я на стульчике стою рядом. Говорю ей: «Мама, ты будешь старенькая, я буду тебя кашкой кормить, кисельком поить…» Мама на столе стряпает, а я стою по-прежнему тут рядом с мамой на стуле. Газеты рядом лежат, что-то было в них завёрнуто. Я беру газету и читаю: «Человек, человек, пошёл в город человек, купил мяса человек…» Так это не в газете написано, я сочиняла. А читать я научилась очень рано. Мама-то учительницей была. Я была образованным человеком тогда уже. Вечерами мы с мамой сумерничали до папиного прихода со службы. Ну, вот так мы и жили. Хорошо жили. Вот это я помню. Потом папу в 1926 году перевели служить в Лодейное Поле Ленинградской области. Как, мне кажется, по его собственному прошению.
Лодейное Поле
Кладбищенская церковь в городе Лодейное Поле.
Весь причт кладбищенской церкви – настоятель и диакон
Лодейное Поле — небольшой старинный городок на берегу реки Свирь, где когда-то давно Пётр I cтроил ладьи (об этом пишется в книжке П. Р. Фурмана «Саардамский плотник»). В Лодейном Поле была кладбищенская церковь и городской собор. В городе проходила железная дорога, разделяя его на две части. В одной части города был каменный собор и все учреждения: больница, школа, магазины, баня. В другой части Лодейное Поле имело вид деревни — небольшие деревянные домики. Их строили рабочие электростанции и фабрики. Все мужчины работали на фабрике, работа тяжелая, грязная. Торговали в двух маленьких продуктовых магазинчиках. Поверх железнодорожной линии был выстроен деревянный мост, под которым проходили поезда, а сверху ходили люди. Затем начинался маленький лесок. Мы много меняли квартир, потому что неудобные все были, потом нашли всё-таки подходящую.
В кладбищенской церкви папа мой служил диаконом. Настоятелем там был отец Иоанн Соколов, такой красивый батюшка, говорил хорошие проповеди. Бабушки-прихожанки на проповеди всегда плакали. Время было смутное, у папы начались неприятности с отцом настоятелем Иоанном. Папа был вспыльчивый, а настоятель требовал своё, он перешёл в обновленцы ещё в 1934 году. Переходили в обновленцы, думая, что не будет на них гонений. А власти все равно всех под одну гребёнку, властям всё равно: обновленцы или нет.
Папа приходил расстроенный со службы и говорил-говорил, с мамой все о чем-то говорил. Мама его ругала: «Что ты не можешь терпеть!» Но папа не мог терпеть. Мне было непонятно, кто прав и кто виноват. Папа со мной мало общался, очень был занят службами, да и ничего не поняла бы я тогда.
Прослужил папа диаконом 17 лет. К этому времени, а может чуть позже, папу рукоположили в священники, и папа стал иерей Антоний. Папу взяли в городской собор, где настоятелем был протоиерей Михаил Иванович Романов и диаконом отец Михаил Алексеевич Почтовалов. Власти собор закрыли, и всех священников из собора перевели в церковь на самый край города, это был затон на реке Свирь, в местечко Мешковичи. Была она крошечная церковь, но очень красивая. Настоятелем этой церкви был отец Михаил, диаконом тоже отец Михаил.
20/VIII -1931 г.
Дорогой нашей мамочке и доче;
от папаши на память. А.Д.
Наши друзья
Многодетная дружная семья тружеников Шумляевых нас хорошо приняла в Лодейном Поле.
Глава семьи — Павел Иванович Шумляев, супругу его звали Дарья Михайловна. Он и все старшие дети работали на фабрике.
Придёт Павел Иванович с работы с детьми обедать, у Дарьи Михайловны обед уже готов. Все помоются и садятся обедать за большой стол. А нам с Люсей на кухне на маленьком столике. Ставят сковородку с растопленным свиным салом и с картошкой горячей. Ой, вкусно! Я была очень стеснительная, поэтому из-за меня накрывали на кухне.
А я что – мне было 6 лет, такой возраст. Самое моё юношество (отрочество скорее) прошло в Лодейном Поле. Прожили мы там 10 лет. Ребята много играли: в «кислый круг», в лапту, в прятки, просто гонялись.
Жили мы всё по квартирам, а потом родители решили приобрести маленький домик. Завели курочек, а поселить их можно было лишь на кухне.
Но прожили мы в своём домике немножко. Он был построен на усадьбе соседа. По законам советской власти мы были лишенцами, и нам нельзя было иметь собственности. Власть стала считать, что домик – собственность соседа, а мы как квартиранты. В конце концов, соседа прижали: «Ах, ты купец, ты богач — у тебя два дома». Освободили мы домик, и опять по квартирам стали скитаться.
Тогда всё духовенство были лишенцы. Как лишенцам нам карточек хлебных не давали – ничего не давали. Только знакомые помогали. Как же — батюшку надо как-то поддержать, люди-то верующие сочувствовали. Папа приходил из церкви, заходил в магазин с заднего хода, и ему давали хлеба белого и чёрного, с собой для покупок он брал маленькую корзиночку.
* * *
Моя подружка Голикова Ольга (Лёля) Сергеевна.
Я с Лёлей очень дружила, она была хорошая девица. Лёля перед Великой Отечественной войной вышла замуж за Федю. Муж Лёлин был хороший. Жили они очень бедно, ничего у них не было, спали они на одной лавке, и нажить-то они не успели, началась война. Деток у Лёли с Федей не было. Погибла моя подруга Лёля в войну при налёте немцев на баржу вместе, с ней погибла семья Почтоваловых — матушка Ольга Алексеевна с детками…
* * *
Диакон городского собора, где служил папа, отец Михаил Почтовалов, был очень духовный. Матушка его, Ольга Алексеевна, была глубоко верующая. Матушка Ольга в 37 лет стала вдовой, на её плечах шесть детей: Николай 16 лет, Пётр 14 лет, Георгий 11 лет, Нона 9 лет и Кириена 9 лет.
У диакона Михаила был сын Коля — мой ровесник. Мы с ним дружили. Николая призвали на военную службу. Началась Великая Отечественная война.
Николай пилотом пошёл защищать Родину, в бою самолёт загорелся, Коля не успел из него выпрыгнуть, может, был ранен, а может быть погиб в перестрелке с фашистами.
Второй сын диакона Петя носил образок вместо креста. Ему безбожники говорил: «Снимай ты Николу-то». Нет, не снял Пётр святой образок, твёрдые в вере были дети отца диакона Михаила.
В Великую Отечественную войну немцы подходили к Лодейному Полю и всех его жителей собрались эвакуировать. По реке Свири подогнали баржу. Когда люди уже погрузились на баржу, начался неожиданно налёт немецкой авиации, враг жестоко бомбил с самолета, и произошло прямое попадание бомбы в баржу с людьми, все погибли. Матушка Ольга Алексеевна с младшими детьми, они как раз были на этой барже, тоже погибли… Почтоваловы были все замечательные люди, и все погибли, никого не осталось…
* * *
Моя подруга Нина Борисова уехала к своей старшей сестре Зое, которая училась в Ленинградском институте. Нина была девушка серьёзная, поступила в институт, хорошо в нём училась, замуж не торопилась и не успела выйти, началась Великая Отечественная война. В войну осталась в блокадном Ленинграде, умерла от голода.
Лодейное Поле. 9 класс. 2 ряд, первая справа — Ангелина,
3 ряд, вторая справа — Нина Борисова,
в центре — учитель Василий Константинович Чаплыгин
* * *
Мама в Лодейном Поле ходила в православный кружок.
Цецелия Францевна, девица, мамина подруга, по происхождению немка, лютеранка по вероисповеданию, благодаря маме и православному кружку, сильно уверовала в Бога и приняла Православие. Дети на фотографии, её знакомые, тоже приняли Православие.
