19 октября в Оршине монастыре почтили скорбную годовщину – более ста лет назад в этот день была официально упразднена советской властью древняя обитель.
7 августа 1919 года последовало постановление Уисполкома (уездного исполнительного комитета) «произвести ликвидацию Оршинского монастыря, причем трудовую артель монахинь, как нелегальную, распустить; имущество описать и сдать на хранение школьному коллективу впредь до особого распоряжения». Постановление окончательно вступило в силу 19 октября 1919 года.
В память о сестрах, перенесших эти тяжелые испытания, была отслужена панихида, на которой поминались все насельницы, подвизавшиеся в Оршине монастыре с 1903 по 1919 год.
* * *
Историческая справка
Февральская революция 1917 года положила начало отделению Церкви от государства. Контроль над Церковью не только не ослабили, как надеялось духовенство, но и ужесточили. Было отменено обязательное преподавание Закона Божия в школе, а церковно-приходские школы передавались Министерству народного просвещения.
Декрет об отделении Церкви от государства и школы от Церкви был принят 2 февраля 1918 года. И хотя в Декрете было заявлено о равноправии всех церквей перед государством, на практике несравненно более всех гонимой оказалась Православная Церковь.
За принятием декрета следовало лишение православного духовенства всех форм государственной поддержки и массовый захват церковного имущества: помещений, земли, финансовых средств. Оршин монастырь также стал объектом экспроприации. Вот строки из докладной записки игумении Сергии в Епархиальный совет: «Уполномоченные общества крестьян Оршинской слободы явились ко мне на днях и с дерзостью заявили мне, что они не признают заключенного за ними договора на монастырскую землю, а будут пользоваться ею, как своею собственною, и при этом требовали возвратить внесенный ими согласно прежнего договора в сумме 500 руб… На мои увещевания и всякого рода просьбы они не желали выслушивать, но даже грозили своим личным распоряжением… Тогда мне пришлось выдать им… залог в размере 500 руб. по расписке». Далее там же читаем: «Каблуковским и Оршанским комитетами описаны все монастырские постройки вне ограды, скот весь, сено и хозяйственный инвентарь: телеги, сани и сбруи… Крестьяне Оршинской слободы отняли от монастыря оштукатуренный дом за оградой у святых ворот и устроили в нем частный трактир, полное безобразие, а в настоящее время переселились в другой дом, сломали печи, плиту и перегородки, тот же оставили в совершенном разорении».
Вскоре игумения Сергия пишет прошение о пострижении в схиму и удалении на покой. Правящий архиерей, которым в это время являлся архиепископ Серафим (Чичагов), будущий священномученик, прошение матушки Сергии удовлетворил.
Вместо неё исполняющей обязанности настоятельницы Вознесенского монастыря была назначена монахиня Ангелина, которая мужественно продолжала защищать обитель. В ее докладных говорится: «…Насельники монастыря своим трудом обрабатывали 62 десятины вместе всего покосной, пахотной и огородной. Какое количество полагается иметь свободным гражданам количество земли, такое же требуется для насельниц Оршина монастыря на 80 человек трудоспособных». Но, с точки зрения новой власти, монашествующие не входили в категорию «свободных граждан». С 1919 года, так же, как и духовенство, они были лишены политических прав. «Теперь вся монастырская земля в захвате… Крестьяне вспахали и засеяли все монастырские поля и огороды, кроме той земли, которая под монастырем».
Тверской Епархиальный совет, в ответ на обращения монахини Ангелины ходатайствовал перед Губернским Исполнительным комитетом СРК и КД о представлении насельницам монастыря возможности «обрабатывать землю личным трудом». В результате этого ходатайства дело было передано в Народный Исполнительный комитет, а оттуда в Каблуковский волостной совет крестьянских депутатов, который постановил: «Весь хлеб с монастырских полей убрать в пользу Волостного совета, оставшийся скот реквизировать по оценке избранной волостью, а равно и реквизировать и сельскохозяйственный инвентарь».
Для оглашения этого решения в Оршин монастырь прибыли председатель комитета Шерстнев с секретарем, депутаты от других деревень и три вооруженных милиционера. После того, как решение было оглашено, они приступили к его исполнению. И тут случилось невероятное. «Тут же на дворе вступились в спор женщины, и девицы, и молодежь – подростки и не допустили им взять то, что приобретали монашенки своим личным трудом. Женщины отпрягли наших лошадей, поставили их в стойла и инвентарь разнесли по местам, а о хлебе нашем заявили Каблуковскому Волостному сходу, что если не даете им жать монастырскую рожь, то мы сами пойдем, сожнем и привезем в монастырь, не дадим в обиду сирот и старушек-монашек, ведь мы им подавать своего хлеба не можем, а что у них свой трудовой хлеб на корню, пусть с Богом сами жнут. Женщины и девицы все отстояли так, что со стыдом разошлось все собрание на новое совещание».
Вторичное совещание предупредило, что в следующий раз они придут в монастырь не с тремя милиционерами, которых не устрашились женщины, а с 30 вооруженными красноармейцами, и если монашенки свою рожь сожнут, то отберут хлебом… На этом документ обрывается. Но нетрудно понять, чем завершились изложенные в нем события.
Осенью 1918 года настоятельницей монастыря была назначена игумения Виталия, прибывшая из Могилевского Успенского женского монастыря.
В это время из сестер обители была образована трудовая артель, которая обрабатывала участок земли, состоявший из наделов, полученных каждой из сестер после национализации. Артель обложили большими налогами, с уплатой которых она практически не справлялась. Из заявления игумении Виталии – «председательницы артели» — в Тверской Уездный земельный отдел мы узнаем об огромном долге монастырской артели за содержание скота в 1918 году, поскольку собственного корма не хватало (покосной земли было очень мало), и его приходилось закупать по высокой цене. Между тем, земельный отдел обязал артель содержать лошадь для школы. «Так справедливо ли будет, – пишет матушка Виталия, – бесплатно пользоваться нашей лошадью, ведь каждый из учителей получил земли больше, чем каждая из нас, и летом, не делая ничего, получают жалованье от государства и хлебный паек, и они не обязаны нести расход на содержание лошади, а мы, не получая золотник на день хлеба, обязаны. Не довольно ли наших зданий для школы и готовых огородов для учителей? Усердно просим отменить сие обязательство и оказать помощь в восстановлении разоренного хозяйства».
Однако представители органов советской власти не только не собирались оказывать помощь монашеской артели, но были крайне недовольны ее существованием как таковым, тем более, рядом с советской школой. Так, сотрудник Наркомпроса товарищ Иван Воинов пишет в июле 1919 года в своем заявлении в Президиум Губисполкома (с пометкой «срочно»): «…Печально то обстоятельство, что школа во всем соприкасается с монастырем. Монастырь подлинно измущается (так в тексте) над школой и школьным коллективом. Религиозный идиотизм с его своеобразным мировоззрением и явно черносотенное настроение и убеждение монахинь кладет печать на всю жизнь и работу школы. Крестьяне окружных волостей давно желают и просят ликвидировать монастырь и монахинь… Есть полная возможность Оршинской школе-коммуне сейчас же развернуться в школьный городок… Прошу экстренно отозваться на мое заявление о ликвидации монастыря».
Исполком отозвался экстренно. Весной 1919 года имущество монастыря было национализировано. Согласно протоколу, пять домов, расположенных с северо-восточной стороны ограды, два дома на южной стороне и прочие здания передали в ведение отдела народного просвещения. На территории монастыря организовали школу – «Коммуну 2 ступени» (4 начальных класса).
7 августа 1919 года последовало постановление Уисполкома «произвести ликвидацию Оршинского монастыря, причем трудовую артель монахинь, как нелегальную, распустить; имущество описать и сдать на хранение школьному коллективу впредь до особого распоряжения».
Постановление окончательно вступило в силу 19 октября 1919 года.
Комиссия по ликвидации монастыря установила, что часть насельниц, вследствие болезни или преклонного возраста, не может покинуть монастырь. Таких лиц оказалось около 28 человек. Из них предложено было образовать на территории монастыря дом престарелых. «Возможно также, – указывает комиссия, – оставление на месте монахинь, кои в монастыре несли обязанности по скотному двору, конюшне, кухне и хлебопекарне, т.к. такие лица необходимы будут для обслуживания учреждений отдела просвещения и социального обеспечения».
Некоторые из сестер, не желая покидать родную обитель, действительно остались работать в «коммуне», а также при монастырском храме, который оставался действующим, как приходской, до 1937 года. Затем он был закрыт и передан колхозу, созданному на бывших монастырских вотчинах, который использовал его как складское помещение.
Большая часть сестер покинула монастырь, на что им был определен срок в три дня. Часть из них вместе с игуменией Виталией нашла временный приют при единоверческом храме Успения Божией Матери на Волынском кладбище в Твери. (В этом храме служил священномученик архиепископ Фаддей (Успенский), когда Тверской кафедральный собор был закрыт). Другие поселились в Тверском Христорождественском женском монастыре, который был закрыт позднее, чем Оршинский (в 1929 году). Кого-то из сестер приютили родственники, хотя, из опасения репрессий против близких, монашествующие чаще всего скрывали свою связь с ними.
Судьбы сестер после ликвидации монастыря сложились очень скорбно. Оказавшись в миру, во враждебном окружении, они должны были, помимо прочего, искать источники для своего существования. Как правило, они выполняли самые низкие и черные работы, на которые их тоже принимали неохотно, как представителей «реакционного» сословия. До начала 30-х годов, когда началось массовое закрытие и разрушение храмов, многие сестры служили при них сторожами и псаломщицами, пели в церковных хорах. Так, несколько оршинских сестер – жили в сторожке при храме мученика Никиты и пели в церковном хоре. Они держали корову, «которой и кормились».
Очередное наступление на Церковь в начале 30-х годов было приурочено к борьбе против частного капитала, к которому была отнесена и Церковь. В 1931 году священники Никитского храма были арестованы. Вскоре арестовали по доносу и оршинских инокинь. Им было предъявлено обвинение в антисоветской деятельности по статье 58 п. 10 УК (антисоветская деятельность). По приговору тройки ОГПУ от 11 июля 1931 года они были осуждены на ссылку в Казахстан сроком на 3 года с конфискацией имущества. Реабилитированы 13 сентября 1989 г.
Несколько оршинских сестер: инокини Калерия (Живова), Смарагда (Жукова), Валентина (Савельева) проходили в 30-м году по делу о так называемой «Дмитровской контрреволюционной монархической группировке». Из 64 человек обвиняемых 18 человек было расстреляно, остальные осуждены на разные сроки в концентрационные лагеря и ссылки.
(Вознесенский Оршин монастырь. Страницы истории. – Тверь, 2017)
Надеемся, что сведения о жизни и месте упокоении оршинских сестер, находившихся в рассеянии, с Божией помощью, будут открыты, как стали известны и могилы монахини Алевтины (Михайловой) в деревне Вырец Лихославльского района, и послушницы Александры в селе Никольском Рамешковского района.
https://orshin.ru/about/news/v-pamyat-vechnuyu-budet-pravednik.html